Сажайте, и вырастет - Страница 117

117

В камере – два окна. Через левое мы отрабатываем почту вбок, через правое – вверх и вниз. Окна – в двух метрах над полом, а расстояние между окнами – десять шагов. Несколько раз пробежавшись туда и обратно, проделав с десяток рывков вверх и прыжков вниз, я взмок, подвернул ногу, оцарапал руку и задохнулся.

Джонни это только позабавило.

– Привыкнешь. Кстати, тапочки сними. На Дороге стой в носках. Так удобнее прыгать. Вообще, сейчас, днем, почты, считай, нет. Ночью – пойдет валом. На Централе десять тысяч арестантов, и все хотят общаться. Ночью – вилы. Не успеваешь сигарету выкурить. Поэтому смены меняются: эту неделю мы с тобой в день, а Гиви Сухумский и Коля Напильник в ночь. Следующую неделю – наоборот. О, цинкуют! Тяни бокового! Нет, я сам потяну, а то у тебя опять застрянет. У тебя застревает, потому что ты неправильно тянешь. Я же говорю – быстро и плавно. Там, за стеной, водосточная труба есть, и груз всегда задевает за нее...

– А это что за адрес?

– Ага,– ответил Джонни, изучив очередную записку. – Это на другой корпус. Гони наверх, на «БД».

– Куда?

– На Большую Дорогу. Видел – между корпусами канат натянут? Это и есть «БД». Там – пацаны круче нас с тобой в десять раз. В смене по пять-семь человек. «Конь» – сто метров...

– А почему...

– Тихо! – вдруг оборвал меня мой напарник. – Слышишь?

Джонни одним прыжком взлетел на двухметровую высоту и приблизил ухо к решетке. Замер. Обернулся и оглушительно гаркнул:

– Тихо в хате!!! Телевизор выключите!!!

Вязкий гомон сотни арестантских глоток мгновенно прекратился. Установилась напряженная тишина. Только теперь я различил далекий хриплый вопль:

– ...Мент под решкой!..

– Быстрее! – Джонни слетел вниз. – Натягивай «коней»! Всех! Привязывай к батареям! Иначе оборвут! Туже натягивай! Цинкуй соседям! Быстро, братан, быстро!

– ...Мент под решкой!.. – снова донеслось до нас, но мы уже остановили все движение и надежно натянули свои веревки – теперь они были плотно прижаты снаружи к стенам здания.

– Иногда им делать нечего,– отдышавшись, сказал Джонни,– они и ходят вдоль стены. У каждого – тросик, на конце – крюк. Закинет, зацепит «коня», сорвет груз – и куму несет, падла. Поэтому, Андрюха, запомни: надо полянупробивать. Взял зеркальце, запрыгнул наверх, просунул руку – и смотришь, нет ли под стеной вертухая. Хороший дорожник перед тем как груз гнать, каждый раз поляну сечет! А когда Общее идет – это всегда ночью бывает,– можно и газетку поджечь, вниз сбросить, чтоб видно было...

– Сложная наука,– откровенно признался я.

– Ничего сложного. Не ленись, головой думай, относись серьезно – и быстро все освоишь. Самое плохое – когда у соседей на Трассе встанет какой-нибудь дурак. Как сейчас. Думаешь, почему у нас грузы застревают? Потому что он узел неправильно вяжет! Узел надо делать плоским, и сам груз не поперек «коня» вязать, а вдоль – тогда он проскочит сразу... Давай-ка им черканем, пока кипеж и Трасса заморожена... Сам и отпишешь. Бери ручку, бумагу...

– А что писать? Джонни улыбнулся.

– Продиктовать? Пиши: «Час в радость, бродяги! Мира и благополучия вашему дому и всему Общему Ходу». Общий Ход – с большой буквы. Написал?

– Да.

– Дальше: «Кто-то из ваших сегодня всю смену вяжет грузы неправильно. Они застревают в решке. Просим исправить положение. С арестантским теплом – Дорога хаты один-один-семь». Дорога – с большой буквы. Это все. А, забыл! Внизу добавь: «Бродяги! По возможности загоните пачуху хороших сигарет, а то сидим на голяке».

– Написал.

– Сворачивай, запаивай.

– Полиэтилен кончился.

– И что?

– Где взять?

Джонни тяжело вздохнул.

– Андрюха, ты с Луны свалился? В хате – сто тридцать пять человек! Иди, забери у любого. Кто получает передачи – у тех всегда есть целлофановые пакеты. Забери смело!

Занавеска ближайшего «купе» откинулась, и я увидел помятое лицо Славы Кпсс. Наш смотрящий имел свое представление о времени. Обычно двадцатитрехлетний авторитет бодрствовал по двое-трое суток напролет. Не замечая смены дня и ночи, он сочинял десятки маляв многочисленным друзьям и приятелям, отправлял и получал десятки грузов, обстоятельно беседовал с вновь зашедшими, играл в карты, нарды, шахматы и шашки, улаживал неизбежные конфликты меж сокамерниками, молился, смотрел телевизор – и все это на протяжении пятидесяти или семидесяти часов. Затем он съедал несколько таблеток димедрола и беспробудно спал еще пятьдесят часов. Его день и ночь растягивались на целую календарную неделю.

– Джонни, что у вас? – спросил он, хмурый и заспанный.

– Все нормально,– ответил Джонни. – Аферист Трассу осваивает.

– Нет пакетов? – осведомился Слава, услышавший, очевидно, последний диалог.

– Найдем,– заверил Джонни.

– Андрюха,– наставительно произнес Слава. – Ты – дорожник, понял? Иди в хату и бери все, что нужно! Лишь бы Дорога работала, как часы. Целлофан, спички, бумагу – все. Только не быкуй, делай культурно. И попутно выпиши этим жлобам, что каждый достойный арестант сам, без просьбы и напоминания, уделяет на Дорогу все необходимое!

Последние слова прозвучали громко. Звуки взлетели к потолку, запрыгали меж стен. Сто тридцать пять – кроме тех, кто спал, – тревожно притихли.

Слава вышел в проход, растер пятерней лицо, взял свое полотенце и побрел – через всю камеру – к умывальнику. Перед ним расступались. Люди поопытнее и поумнее дергали за руки и плечи тех, кто зазевался. Взгляд смотрящего – мутный, недобрый – скользил по лицам.

– Сто тридцать человек! – с отвращением посетовал Слава Кпсс. Его голос налился силой. – Неужели дорожник должен бегать за каждым и просить всякую мелочь? Дайте нитки! Дайте спички! А? Что?

117