Сажайте, и вырастет - Страница 124

124

3

Посреди пустого пыльного помещения стоит, прочно расставив толстые ноги, тот, кого я меньше всего ожидал увидеть,– капитан Свинец. В руке он держит пачку сигарет «ЛМ» и плитку шоколада «Тоблерон».

Его ослепительно белый, легкий, отличного качества полотняный костюм и открытые замшевые туфли восхищают меня и инициируют появление смутных обрывков полустертых воспоминаний о прошлой жизни. О кондиционированных прохладных помещениях, о кожаных креслах, о минеральной воде с газами, да и без газов, о сигарах, о компакт-дисках, о телячьих отбивных, о запотевших стаканах виски со льдом, о шуршащих простынях, о смеющихся, гладких мужских и женских лицах, о купюрах, зеленых – американских и радужных – отечественных, и о прочих сладостных прелестях, когда-то окружавших меня со всех сторон, но ныне само их существование ежедневно оспаривается моим воспаленным рассудком.

– Привет, Андрей, – сказал сыскарь дружелюбно и протянул в мою сторону прямую широкую ладонь. Я осторожно пожал ее.

– Я специально пришел,– выговорил Свинец, глядя в сторону. – Чтобы извиниться.

– За что?

– Тогда, в «Лефортово»... Мне пришлось слегка тебя обмануть. Видишь ли... тебя перевели сюда, в ад для дураков, совсем не по моей инициативе. Я тут совершенно ни при чем. Так что если ты думаешь...

– Я ничего не думаю. И обиды не держу.

– О том, что тебя переведут, мне было известно давно. Еще в прошлом году. Пока шло предварительное следствие – ты сидел в «Лефортово». В условиях максимальной изоляции. А теперь следствие окончено. Содержать тебя в тюрьме ФСБ – дорогое удовольствие...

– Маркиз де Сад,– ответил я, почесывая живот,– сидел за свои деньги. Тогда так было принято. Французские аристократы оплачивали содержание в Бастилии из своего кармана. Обратитесь к истории, перенимайте опыт великих предшественников...

– А ты уже решил,– поморщился белоснежный сыщик,– что ты аристократ? Маркиз?

– Нет, мне до него далеко. Маркиз мастурбировал по восемнадцать раз в день, одновременно подробно записывая на бумаге свои ощущения. А я – дай Бог, если раз в неделю.

– Хватит дурить. Возьми шоколад. Специально тебе принес.

– Благодарю,– ответил я, заложив обе руки за спину. Капитан Свинец вздохнул.

– В общем, ты понял, да? Я тут ни при чем. Не я решил гноить тебя здесь. Я только воспользовался случаем, чтобы получить то, что мне надо. Сведения.

– Пригодились?

– Что?

– Сведения. Сыщик махнул рукой.

– Нет. Выяснилось, что паспорт убитого Фарафонова продала его собственная жена, уже после его гибели. За сто пятьдесят долларов. Деньги, сказала, понадобились, срочно. А у вдовы они откуда?.. Так что все ни к чему. И упирался ты зря...

– Не зря,– возразил я,– а из принципа. И для общей тренировки. Понимаете?

– Вполне.

– Прекратим этот разговор,– сказал я искренне. – Если вы пришли только затем, чтобы извиниться за свой обман, то считайте, что я принял ваши извинения, и все. У меня мало времени...

– Мало времени? – удивился Свинец. – Ты же в тюрьме! Куда тебе спешить?

Я снисходительно улыбнулся. Не говорить же этому далекому от тюремного быта человеку в белых штанах, к тому же – слуге закона, что сейчас, когда хата вернется с прогулки, мне нужно снова налаживать Дорогу, потом бросить клич среди сознательных арестантов, чтобы те уделили свои свитера, потом распустить эти свитера на нитки и сплести нового «коня» взамен того, что оборван. Затем надо обязательно помочь Славе Кпсс взвесить и пересчитать накопившееся за неделю Общее: несколько килограммов чая и сахара, и для этого отписать наверх, в один-два-восемь, на братву, чтобы одолжили безмен, поскольку наш собственный исчез при последнем шмоне. Далее я планировал черкануть краткую ксиву Толстому. Моего бывшего лефортовского соседа тоже перевели в «Матросскую Тишину», но он попал не на Общий Корпус, а на «спец», в маленькую шестиместку, и сидел там комфортабельно, в компании двух проворовавшихся генералов и двух наркобаронов, объявленных гадами, уплачивая за удовольствие жить в тишине и относительном покое ежемесячно триста долларов в карман кому-то из больших чинов администрации.

Толстяк – на этой тюрьме он пребывал под более солидной погремухой «Плотный» – никогда не отказывал мне в просьбах. Загонял то кофе, то бульонных кубиков, то хороших сигарет. Да и колбасу тоже. Удобно и выгодно иметь на Централе такого богатого друга. Цены на недвижимость выросли, и один из особняков строительного магната был все-таки продан, о чем счастливый колбасный фанатик сообщил мне в первой же записке.

Кроме того, я собирался сочинить письмо жене – его переправят на волю надежные люди. Наконец, остаток дня отводился для починки плейера – надежный японский аппарат напрочь отказал после того, как в его лентопротяжный механизм попал таракан.

Что мог понять этот сыщик в белом костюме, любитель блондинок, в моей жизни? И надо ли ему знать ее подробности?

– Дел много,– уклончиво ответил я. – Всяких, разных. Черных и красных.

– Давай на ты.

– Ради Бога. То есть, без базара.

– А ты кем хотел быть в детстве?

– Космонавтом. А потом – писателем. А ты?

– Полярником.

– Здорово. Мы помолчали.

– Почему же ты, космонавт, не стал тем, кем хотел? Зачем сделался аферистом?

– Я не аферист, а авантюрист. Есть разница.

– Дурак ты, а не авантюрист! – с сожалением высказался Свинец, доставая платок и вытирая пот с розового низкого лба. – Я же все про тебя знаю! Знаю, как ты качал мышцы. Как пытался читать ДЕЛО, которое Хватов держал на столе открытым. Знаю, что ты хочешь изменить почерк. Натренировать память. Я ходил на шмоны в твою лефортовскую хату раз десять. Я пролистал все твои учебники. Просмотрел тетрадочки с твоими конспектами. И одну цитатку, что характерно, даже переписал себе... на память...

124