Сажайте, и вырастет - Страница 94

– Как дела? – спросил я.

– Разве можно задавать такой вопрос адвокату? – невесело усмехнулся Рыжий. – Мои дела ведут себя по-разному. Одни закрыты, другие переданы в суд, третьи только возбуждаются...

– Согласен,– серьезно сказал я. – Кстати, ты не находишь, что выражение «возбудить дело» имеет ярко выраженный сексуальный, фрейдистский подтекст?

Лоер поскреб пальцами колючую щеку.

– Последнее время я думаю об этом все чаще,– серьезным голосом ответил он. – И я даже сделал вывод...

– Какой?

– Меня больше не возбуждает моя работа.

– Тебе просто нужно перестать ходить в эту тюрьму,– посоветовал я. – Забыть про Андрея Рубанова. Вот и все.

– Дело не в тебе,– устало поморщился адвокат. – Ты у меня не один такой сиделец... Я хожу в тюрьмы почти каждый день... В Бутырку. В Матросскую Тишину. На пятый изолятор. В Капотню. И даже раз в две недели катаюсь в Каширу... И везде,– тут в голосе лоера прибавилось нервной силы,– я вижу грязных людей с безумными глазами, в драных спортивных костюмах, они хотят вырваться на волю, суют записки, номера телефонов... Они требуют, чтобы я кому-то позвонил и что-то передал, взял какие-то деньги у зареванных жен и матерей... Это – не для меня. Я решил бросить адвокатуру. Совсем.

Я осуждающе покачал головой.

– И куда пойдешь? Максим нехотя признался:

– Зовут в один коммерческий банк, юрисконсультом, но я еще ничего не решил...

– Что за банк? Рыжий произнес название.

– Слышал,– кивнул я. – Нормальная лавка. Хозяева – сильные, талантливые ребята. Там у тебя будут все возможности для профессионального и карьерного роста.

– Ты, кстати, тоже повлиял на мое решение, – вдруг выговорил адвокат и опять с наслаждением почесал небритую скулу.

Я удивился так сильно, что из моего рта едва не выпала горящая сигарета.

– Пардон, но я не вполне въезжаю в твой базар... При чем здесь я?

– Долго рассказывать.

– Может, попробуешь? У меня есть время.

Рыжий грустно улыбнулся, но тут же решительно схватился за свою фирменную пряжку ремня и сурово втянул носом воздух.

Именно так, наверное, должен вести себя человек, положивший десять лет жизни на достижение профессионального успеха и вдруг разочаровавшийся в своей работе.

– Я тебе завидую,– наконец негромко проговорил он.

– Мне? – я едва не расхохотался. – Черт побери, я же сижу в тюрьме! Я конченый человек! Мне светит срок! А ты – завидуешь?

– Да.

– Почему?

– Потому что ты всегда весел, спокоен и тверд, и тюрьмы не боишься.

– Ошибаешься,– выговорил я печально. – Хотел бы я, чтобы так было, но нет. Боюсь. С каждым днем – все больше. Тюрьма – страшное место. Ее нельзя не бояться.

– Зачем ты лукавишь? – возразил Рыжий. – Тебе это не идет. Ты быстро выйдешь. Тебе не дадут большого срока. Отсидка останется для тебя лишь экзотическим эпизодом в судьбе. Ты снова сделаешь деньги...

Польщенный, я опустил глаза.

– Такие, как я, – задумчиво, негромко продолжал адвокат, с брезгливостью ткнув себя большим пальцем в грудь,– всегда будут для тебя обслуживающим персоналом. Юристы, адвокаты, бухгалтеры, консультанты, менеджеры,– все это только челядь для тебе подобных...

Ты – в тюрьме, я – на свободе, и все равно я – челядь! Вместо того чтобы стать миллионером, хозяином жизни, я бегаю по изоляторам, строчу жалобы, расходую себя на болтовню с дураками, укравшими по пьяни три копейки и заранее согласными на три года общего режима! Нет, так я не желаю. Я хочу идти по жизни железным бульдозером! – Глаза лоера сверкнули, и золотой браслет грянул о дерево стола. – Вот почему я прихожу сюда. Чтобы зарядиться от тебя, как от розетки!..

Я печально хмыкнул. Хорошо, что наивный житель столицы не имеет возможности наблюдать, как крутой парень, хозяин жизни, по вечерам глухо рычит, уткнув морду в жесткую, как подошва, подушку (собственность тюрьмы). Как он скрипит зубами от бессилия и мысленно умоляет всех известных ему богов послать ему хоть две-три слезы – но глаза остаются сухими, и в горле тоже нет влаги, словно весь бывший банкир, бывший честный человек постепенно засыхает. Как куст, позабытый садовником...

– Послушай, друг, – таинственно прошептал я, – а ты мог бы... только не удивляйся, ладно?.. разрезать свою кожу, вживить в собственное мясо бриллианты и вывезти их за границу?

Рыжий вздрогнул. В его глазах появились никогда раньше не виденные мною зеленые бесовские огоньки.

– Тебе надо перебросить на запад камешки? – тоже шепотом поинтересовался он деловым заинтересованным тоном.

– Нет,– улыбнулся я. – Откуда у меня камешки? Я спросил просто так.

– Лично я – смог бы,– без раздумий ответил лоер. – Разрезал и вживил – что тут сложного? А какие комиссионные?

– Половина.

– Согласен. Когда начинаем? Улыбнувшись еще раз, я осадил:

– Извини, я спрашивал исключительно из чистого любопытства.

Мне удалось значительно ухмыльнуться, как будто в самом деле где-то там, на свободе, у меня имелся секретный тайник с алмазами и изумрудами. Увы, но камешков я не припрятал. Не сделал вложений на черный день. Не припас тысчонок эдак сто на случай непредвиденных неприятностей. Все мои деньги, до копейки, были инвестированы. Такая финансовая политика приносила банкиру Андрюхе новые и новые доходы; капитал рос; зачем мариновать деньги, покупая камни? Акции, ценные бумаги – вот что приносило банкиру золото. На финансовом рынке деньги вращаются максимально быстро, летают, как пуля, от хозяина к хозяину, и быстрый, свободно ориентирующийся участник всегда может рассчитывать на прибыль. А что такое камни? Вложения в них – надежные, но малодоходные. Только несчастный валютный спекулянт времен Совдепии мог позариться на такой мертвый вариант, как бриллианты. Когда ходишь под расстрельной статьей в стране всеобщего равенства (то есть нищеты), поневоле начнешь скупать от страха и безнадеги все, что можно выгодно продать на Западе...